Мысли о боге


— Здравствуй, сын…

— Здравствуй, отец.

Где-то в отдалении шумели машины, но с поляны, где стояла эта странная пара, их не было видно.

— На этот раз ты появился слишком поздно. Как видишь, я уже перешагнул рубеж.

Мужчина лет 35-40, одетый в чёрное пальто до пят, без головного убора, с насмешкой взглянул на 25-летнего парня.

— Поздно? Нет… Просто… 20 лет разницы не имеют значения.

Длинные тёмные волосы парня, схваченные резинкой в хвост, лежали у него на спине поверх затёртой до кожаного блеска расстёгнутой куртки. Сверху падали редкие снежинки, но холод, казалось, не беспокоил этого почти подростка, хотя вряд ли проглядывающая из-под куртки футболка и тонкие осенние джинсы были способны согреть его.

— Я уже достиг вершин могущества, что ты, прошедший чуть больше половины пути, можешь мне противопоставить?

Короткие, под ёжик, волосы старшего собеседника уже были припорошены не успевающим таять снегом, но и его холод, судя по всему, не беспокоил.

Парень рассмеялся.

— Кажется, люди уже справились с тобой и без моей помощи, когда ты был так же, по твоим заверениям, силён… Только… С бородкой и длинными волосами. Думаешь, это они тебе помешали?

Мужчина хмыкнул.

— Если ты не обратил внимание, моя сила жива до сих пор. Люди молятся мне, возводят храмы, читают мною же написанные молитвы…

— О, да, — прервал его собеседник. — Но, по-моему, ты не так планировал закончить свою эпопею. Крест несколько изменил твои планы.

— Я не ожидал, что некие служаки от Господа готовы будут на это, — нахмурился мужчина. — Но теперь-то никто не рвётся повторить сей подвиг, потому что сейчас я — не тот безобидный фанатик, а обладающий реальной силой представитель власти!

— Именно поэтому, — голос парня оставался безмятежно-спокойным, — я здесь. Осмелюсь напомнить, о могущественнейший, что те «служаки» служили отнюдь не Творцу. Ты сам попал в свою ловушку. Творец никогда не требовал воздвигать в его честь храмы, отстаивать его честь, приносить ему жертвы и так далее. Это твоё влияние, сынок, твоя мания величия. Творец не делает чудес, не спускается в этот грешный мир и ему, по большому счёту, всё равно, что здесь творится. Он смотрит и делает выводы. Те, кто верит в него, молятся дома, наедине с самими собой, и не просят у него ничего, потому что всё понимают. А ты пытаешься занять его место в головах, — в голосе парня промелькнуло презрение, — баранов, готовых верить во что угодно, включая доброго всемогущего папочку. Тебе ведь не трудно изредка исцелить кого-нибудь, кому-нибудь подкинуть чуточку везения или здоровья, естественно, засветившись лично, чтобы поддержать эту веру в единственного бога — себя. Две с небольшим тысячи лет назад ты уже пытался захватить этот мир, но не учёл жадности некоторых людей, способных на всё, лишь бы и дальше обирать окружающих. Тогда они смогли, пусть даже и не из лучших побуждений, прогнать тебя. Но вот сейчас сделать это просто некому… Поэтому я здесь, — грустно закончил свой монолог Длинноволосый.

— Но зачем тебе это? Ответь мне на этот вопрос, прежде, чем я изгоню тебя, отец, — угрожающе прорычал Старший. — Разве не тебя чтят символом всего зла здесь, на Земле? Разве не ты должен заниматься тем, что сейчас делаю я?

Пальто расползлось вдоль позвоночника его обладателя снизу доверху, половинки развевались, как два огромных уродливых крыла, хотя ветра не было.

Закат перешёл в сумерки; каменно-неподвижные листья висели на деревьях, словно предчувствуя… Что-то… Что-то страшное.

— О, нет, — легко улыбнулся длинноволосый. Меня чтили злом в основном из-за сохранения нейтралитета. Творец населил этот мир, среди всех остальных, существом, подобным себе, почти бесплотным и почти всемогущим. Я — тоже часть эксперимента, а отнюдь не враг творца, коим ты выставил меня в своём гениальном, по большому счёту, произведении — Библии. Но я не несу жизнь, не кормлю ограниченным количеством хлебов неограниченного размера толпу, как некоторые присутствующие, не устраиваю всемирных потопов, чтобы оставить только праведников. Так что я — зло. Но я не стремлюсь к власти над миром и порабощению умов, и я против уничтожения Земли, потому что я уже заинтересовался экспериментом. Так что, прости, я не могу тебе позволить завершить твои планы, хотя 33 года для тебя уже, несомненно, позади.

— Ну уж нет, — оскалился сын, распахнув за спиной уже окончательно оформившиеся чёрные перепончатые крылья. — Я уничтожу твоё тело, а к следующему твоему приходу я завершу-таки то дело, которое ты отверг. Ты мне больше не отец!

Молодой не-отец пожал плечами и пошёл в сторону шума автомобилей. За его спиной крылья с шумом рассекли воздух, тёмное тело упало сверху… Словно проблеск света распорол тьму сгустившейся ночи, крупная белая рысь, извернувшись, вцепилась когтями в спину огромной летучей мыши и прижала её к земле.

— Сынок, — голос не изменился, несмотря на то, что теперь он выходил не из человеческой глотки, а из рысьей. — Видишь ли… Я, конечно, не творец, но был создан равным ему. А ты почему-то решил, что сможешь достичь моего уровня, призывая всякие выдуманные человеком сущности? Уйди сам, иначе я убью тебя.

— Я сильнее!!! — летучая мышь вырвалась, оставив на когтях большой кошки изрядный кусок шкуры, и попыталась атаковать снова. Однако вновь потерпела неудачу — белая фигура приобрела человеческие очертания — если не считать огромных распахнутых за спиной крыльев, покрытых белоснежным оперением — и мышь остановилась, словно налетев на стену.

— Ты глупец, — с презрением произнёс Крылатый. Ты порождение этого бренного мира, и, какой бы властью ты ни обладал, ты не можешь сравниться со мной, наделённым абсолютным всемогуществом изначально. Самоутверждаясь на беспомощных людях, ты растишь иллюзию силы, но не забывай, что это лишь иллюзия.

Из-за деревьев вышла девушка. Она с испугом посмотрела на происходящее и бросилась прочь. Светлый отвлёкся лишь на миг, но этого стало достаточно для того, чтобы мышь, вырвавшись, унеслась в ночное небо. Прыжок — и белая рысь, расправив крылья, превратилась в одну из звёзд на кристалльно чистом небе.

Девушка сидела в ста метрах от поляны и смотрела в небо, когда там раздался яростный крик.

— Так значит, не было ничего, и всё — лишь игра… А от Антихриста нас защищает только его отец…

Девушка была атеисткой, но такие встречи могут изменить кого угодно.